Strike

Travnik

давай займемся сексом.

в комнате с незадернутыми шторами, когда уже темнеет, но еще горят, отражая солнце, глаза, и каждый изгиб тела — гол и прост, без свечения в темноте и туманных обещаний. я обниму тебя за талию, правой рукой коснусь груди, а левой пройдусьпо скату бедер, потому возьму за волосы, выгну твою тонкую шею, пробегусь губами по белой коже. ты глубоко вдохнешь, тонкими пальчиками затеребишь мою рубашку, потянешься к пряжке ремня...

я уложу тебя на кровать, сам сяду рядом и медленно, аккуратно освобожу от одежды — предмет за предметом, не торопясь. или, возможно, я буду резок — если вдруг твое дыхание подскажет мне дерзость.

я изучу твое тело, как прилежный школяр, оставлю влажный след на сосках и напряженном животе, напьюсь твоего сока и напою тебя — не сомневайся — своим, и в такт волнам буду спрашивать, не размыкая губ, — хорошо ли тебе, девочка? не жмет ли простыня, не звонит ли телефон, не ждут ли дома?

мы будем улыбаться друг другу, как старые друзья. мы получим то, чего хотели, возьмем каждый свою порцию наслаждения, потом, не стесняясь, оденемся, и разойдемся по домам, чтобы в назначенный срок опять сойтись в комнате с незадернутыми шторами и опять совершить ритуал восхождения на простыни.

давай займемся любовью.

мне будет опять семнадцать, а тебе — сколько есть, на улице будет весна, а впрочем — что до нее? мы взберемся на холм и оттуда увидим, что город далек, невозможно далек, а трава пахнет сладко и пьяняще. ту банку джин-тоника, что распили на двоих, назовем алкоголем, и, оправдав химией свою жажду, вопьемся друг в друга, стремясь не иссушить, но залить свой собственный жар. и не будет значения, где чья одежда и что она прикрывала, и не будет нужды ее снимать, потому что не хватит сил выждать мгновение до полного обнажения. и я без стыда и смущения задеру твою майку и приму твою грудь, как кубок с вересковым медом, и выпью его до дна. и в твоих глаза будет кружиться мир, и я увижу это, и задохнусь.

и ничто, ничто не поможет нам стать хоть немного спокойнее, и жажда не пройдет, и лежа рядом, когда не останется сил, мы будем мечтать о том мгновении, когда вновь я смогу дотятнуться до тебя.

давай трахнемся.

право слово, к чему эти сентиментальные глупости? если есть желание, какое дело нам до чувств и до обязательств. мы взрослые люди, милая, и знаем, что бывают и просто сны (с), так что пойдем. распланируем все, назначим время, или ты хочешь прямо сейчас — в ванной комнате, закрывшись на щеколду времен Брежнева? я готов, дорогая, не опускай очи долу, я же знаю, что ты остановишь взгляд на полдороги. я тоже тебя хочу, так пойдем.

я сказал бы — не падай на колени, но ты сулишь мне наслаждение, поэтому — какого черта? холодный пол — это всего лишь холодный пол, и твой язычок волнует меня куда больше, чем этот белый кафель.

но я не настроен на игру в одни ворота, милая, поэтому поднимайся. поднимайся, детка, твоя юбка здесь совершенно не к месту, а мне до дрожи хочется знать, как ты чувствуешь себя под ней. не волнуйся, я успею заметить, насколько ты готова, и пальцы мои будут ловкими и аккуратными, ты не почувствуешь неудобств. черт, да ты бы их и так не почувствовала, правда? две минуты, скрип ванны, в которую ты упираешься руками, закушенная губка, прядь волос на мокром лице. я хочу слышать твои крики, дорогая, ты же знаешь, мужчины слабоваты на звуковое сопровождение, но твои стоны ласкают мой слух.

кричи, милая, кричи, ведь это так ненадолго.

давай сделаем что угодно — любую степень безумств. я проникну в тебя, ты проникнешь в меня, мы вместе выебем этого чертового дворового пса, только пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста....

давай не будем стоять у отцветшей липы, преданно смотреть друг в другу в глаза и бояться взяться за руки. давай не будем писать осторожных писем, встречаться на мосту, кидаться бумажными самолетиками и валяться в траве, опасаясь касаться друг друга. я слишком ленив для этого.

давай лучше просто ...